Идеальный шанс переосмыслить Брюллова не просто как академика, а как художника, объединяющего две культуры — античную и русскую. Структура выставки намеренно отражает три ключевых для Брюллова «гения места», которыми и озаглавили проект. Каждый зал — это своего рода мультимедийная среда: несвойственные классическим институциям приглушенный свет и цветовые решения, медиадорожки — все это создает эффект полного погружения. Впервые за четверть века московский зритель увидит «Последний день Помпеи», да еще и совершенно под другим углом, чем обычно в Русском музее, — с акцентом на художественном дыхании и диалоге с мастером, а не на исторической дистанции. Особенно запоминается раздел «Мастер незавершенного»: здесь эскизы Исаакиевского собора, наброски, незаконченные картины — настоящий бэкстейдж, позволяющий прочувствовать творческий процесс Великого Карла.

В экспозиции — более 40 российских фотохудожников, охватывающих временной диапазон от XIX до XXI века, от портретов из фотоателье до постконцептуальных работ. Через медиум фотографии проект раскрывает темы коллективности, общности и сопричастности. Куратором выступила Дарья Панайотти, генеральным информационным партнером — BURO. Панайотти обозначает жанр выставки как «история», что не подразумевает хронологической полноты или попытки составить хрестоматийный перечень имен, техник и стилей. Такой подход позволяет рассматривать кадр не только как техническое и художественное высказывание, но и как социальный жест — форму сообщения, в котором строятся границы между «своим» и «чужим». Художники — участники выставки — Виктор Ахломов, Сергей Борисов, Сергей Бугаев, Вита Буйвид, Валерий Генде-Роте, Алиса Гиль, Александр Житомирский, Егор Заика, Максим Иванов, Валентин Капустин, Густав Клуцис, Владимир Куприянов, Александр Лаврентьев, Вера Лапонкина, Петр Лебедев, Андрей Монастырский, Игорь Мухин, Полина Рукавичкина, Игорь Самолет, Иван Сапков, Ольга Чернышева.

Безумный взрыв цвета, дерзкого жеста и свободы формы идем смотреть в работах «Русских диких» — российских художников‑фовистов: Машкова, Гончаровой, Кончаловского, Ларионова. И, конечно, сравнивать с французской авангардной классикой — Матиссом, Дереном, Марке и далее по списку. Собрано в экспозиции более 110 произведений, среди которых вас точно удивит неожиданный акцент — совместное полотно Жан-Мишеля Баскии и Энди Уорхола 1984 года из собрания Русского музея. Почему творчество этих художников открывает выставку? По задумке кураторов — Юлии Петровой, Веры Рябининой и Ильи Доронченкова — полотно должно вызывать у зрителей примерно те же эмоции негодования, что и картины, скажем, Матисса у посетителей Осеннего салона 1905 года. После такого эпиграфа сразу понимаем, что перед нами проект о том, как художники вырывались наружу из академического плена, делая живопись личной, эмоциональной и частично критической. На наш взгляд, интерес к «дикости» в России длился дольше и был интенсивнее, чем во Франции, — убедитесь в этом сами.

Первая крупная персональная выставка Ольги Чернышевой, включающая более 200 работ, — это синтез документальной и художественной практики, вдохновленный Чеховым и его повестью «Степь». Наполненный видео, фотографией, текстами — без линейного маршрута — проект создает особую атмосферу сновидения, где сложно найти точки пересечения реальности и воображения. Инсталляция требует от зрителя состояния внимания, приглашая к синестезии времени и сна. Среди ключевых работ — серия «Бежецк», инсталляция «Остров. Часть I» и ролик «Чуть-чуть. Прелюдия», созданные по заказу «ГЭС‑2». Дом культуры превращается в лабораторию памяти: грубая индустриальная архитектура, громоздкие колонны и приглушенный свет становятся частью экспозиции и усиливают ощущение переходного пространства. Форма здесь становится содержанием, и на первый план выходит не рассказ, а «ощущение».

Дуэт Бычковой и Кольцова выступает в роли исследователей культурных пересечений: в живом документальном конструкторе встретились письма, фото, дневники и, конечно, живописные работы не просто творца и музы, а двух самостоятельных единиц. Творчество Александры Бычковой и Сергея Кольцова соединяет в себе множество техник, школ и направлений: строгановская декоративность встречается с формальной школой ВХУТЕМАСа, шаржи — с лирическими портретами, скульптура — с живописью и вышивкой. Их визуальный архив, соединяющий Москву и Париж, — это диалог о том, как идентичности трансформируются в переломе культурных кодов. Экспозиция построена как лабиринт (архитектура Музея Москвы добавляет пластичности): порой кажется, что стоишь на пороге чужого воспоминания, где каждый шум — это шорох страниц биографии. Подробнее о выставке писали здесь.

Камерный, но насыщенный проект раскрывает Машкова через три призмы — авангард, китч и классика — и делает это с легкой ироничной осознанностью, показывая наглядно внутренний конфликт художника: бунтарства и академизма. Ретроспектива получилась подробной — от ранних фовистских экспериментов и «бубнововалетов» до зрелых академических натюрмортов. Экспозиция дарит шанс пересмотреть Машкова не как второстепенного авангардиста, а как многогранную фигуру русского модерна. Вы увидите его дерзкие этюды, где он работает с формой и цветом свободно, почти без правил, фруктовые и овощные композиции, которые когда‑то критиковали за «плодовитость», а еще торжественные портреты и пейзажи. Каждая работа — история о дуальности, о том, что художник может быть одновременно и провокатором, и уравновешенным классиком.

Оставим за скобками, что выставка сложилась из-за вынужденной меры Минкульта по эвакуации коллекции работ Александра Дейнеки из Курского музея, ведь главное, что она удалась, хотя удивить зрителя после проекта «Дейнека / Самохвалов» в петербургском Манеже трудно. Экспозиция посвящена центральной теме Дейнеки — телу, движению, оптимизму. Через большие полотна, спортивные сюжеты, образы труда мастер создает ощущение ритма и жизненной силы — это его гимн человеку. Выставка охватывает более 150 работ, которые, словно кадры из немого кино, передают энергию и пульс времени. Каждый мускул с холстов эстетизирован и превращен в образ. Выходишь оттуда как после пробежки — заряженным на свершения и одухотворенным.

Если вам казалось, что про русский авангард вы уже все знаете, то эта выставка — повод пересмотреть взгляды. Проект не просто собрал в одном пространстве громкие имена вроде Малевича, Кандинского и Татлина, а показал, как направление, в котором они творили, становилось визуальным языком, культурной оптикой и даже способом жить и думать. За основу экспозиции взяли принцип систематического показа: работы расположены по направлениям, от «-изма» к «-изму» (импрессионизм — примитивизм — сезаннизм — кубизм — футуризм — абстракция — конструктивизм). Особенно впечатляет зал, обращенный к ключевому событию авангардного движения — опере «Победа над Солнцем» (1913). Зрители входят в пустое пространство, в центре которого — рояль-метафора, а стены украшены проекцией эскизов декораций и костюмов Казимира Малевича в сопровождении фонограммы спектакля (музыка Михаила Матюшина, тексты Велимира Хлебникова и Алексея Крученых).

Выставка-диалог между великим наивом Пиросмани и художественным «большим стилем» Церетели уже почти дерзость. У первого — прямая живопись, где козы, трактирщики, вино и лошади — не просто персонажи, а мифы, вписанные в ткань быта. Церетели — наоборот, масштаб, бронза, витраж, изобилие цвета и формы. Вместе они раскрывают понятие «традиции» в широчайшем диапазоне: от народной живописи до постсоветской монументальности. Залы поделены так, чтобы не мешать друг другу, но в финале появляется общий мотив — образ Грузии как культурного кода, как личной и художественной памяти. И если к Пиросмани зритель тянется как к чему-то чистому и бесхитростному, то у Церетели возникает другое чувство — вес, масштаб, высказывание. Это необычный художественный тандем, который заставляет пересмотреть и свои ожидания от слова «наследие».

Название выставочного проекта звучит словно роман 1920-х годов — и в этом его очарование. Платья, аксессуары, ювелирные украшения и предметы интерьера 1920–30-х годов, включая редкие экспонаты из частной коллекции азербайджанского мецената Назима Мустафаева, переносят посетителей в визуальное путешествие в эпоху джаза, шелка, сигарет в мундштуках и геометрической роскоши. Удивляет, как дизайн той эпохи до сих пор выглядит актуально. Эрмитаж преподносит проект как диалог между искусством и модой, телом и его оболочкой. Особенно эффектно смотрятся струящиеся платья и вечерние сумочки — почти скульптуры, в которых зашифрована эстетика времени, когда мода была не просто одеждой, а заявлением. Эта выставка — удовольствие и для fashionista, и для любителей ар-деко, и просто для тех, кто любит смотреть на красивое, не слишком задавая вопросы.